Любовь - яд [СИ] - Ульяна Соболева

— Что-то мне совсем сегодня нехорошо. Видать подхватил я какую-то дрянь. Я прилягу, посплю.

— Конечно, поспите, я и сама справлюсь. Утренний осмотр провели, отдыхайте. Я вот укол Чернышеву сделаю и книжку почитаю.

— Анечка, а что там дед? Я смотрел его карточку — выписать его надо. Скажи дежурному — пусть уводит. Хватит прохлаждаться.

— Может, подержим его еще парочку дней? Он говорил, что там его убить хотят.

Семеныч рукой на меня махнул.

— Все они так говорят. Здесь работать не надо и надзор слабый. Валяйся и жри — не хочу. Убить его хотят. Ты хоть знаешь, за что он сидит? Жену прирезал от ревности. Двенадцать колото резаных ран. Это ж как осатанеть надо было? Жалеет она его. А он бы не пожалел. Да, достают его в камере. Так кого не достают? Здесь выживает сильнейший, как у зверей. Так что пусть уводят его. Я и так этого симулянта неделю продержал, хотя там и вируса как такового не было.

— Хорошо. Сейчас скажу — пусть уводят.

Я все еще не могла поверить, что пожилой мужчина, выглядевший старым и больным, жену свою убил с особой жестокостью. Вспомнились слова подполковника.

— Вот и ладненько. Меньше народу — больше кислороду. Прилягу я на пол часика.

Я кивнула и аккуратно сложила папки на столе Семеныча. Деда мне было жаль, даже не смотря на то, что рассказал главврач, только не хотела я сейчас в это вмешиваться. Для всех я должна быть покорной медсестричкой Анечкой. Мне сказали — я сделала, вот и все.

***

— Как прошел вечер, Анечка? Кум домой подбросил?

Я посмотрела на Артура и увидела, как потемнели его глаза. Ревнует? Должен ведь понимать, что нам обоим это нужно. Если поймут, что я с подполковником роман закрутила, никто тронуть не посмеет. Но ведь все равно ревнует.

— Вы не дергайтесь, а то иголка выскочит.

Артур смотрел на меня нагло, как когда-то, раздевая взглядом. Не скрою. Не удержалась я, оделась немного по-другому. Вместо водолазки блузку пару поговичек расстегнуты, и Чернышев жадно смотрел на ложбинку между грудей. Потом опустил глаза ниже на ноги затянутые в чулки. Потом снова мне в глаза. Он возбужден. С трудом держит себя в руках. Я знала, что сейчас любой из заключенных реагировал бы на меня точно так же. Для них я пахну свободой, женщиной, удовольствием. Только даже осознание этого факта не мешало острому желанию разливаться по моему телу. Так не вовремя и так некстати.

От резкого звука, который разнесся по всему помещению, я вздрогнула. Это было похоже на сирену, только гудки короткие как звонок в дверях и пронзительные. Лампочка на потолке замигала красным.

— Что это? — вскрикнула я, услышав, как что-то крикнул по рации дежурный и послышался топот ног по коридору.

Дверь процедурной распахнулась, и я увидела Семеныча.

— Оставайся здесь. Там драка, поножовщина.

Снова топот ног по коридору, а потом физиономия Ветлицкого в проеме двери:

— Похоже, деда замочили. Ждали его видимо. Я пойду, посмотрю что там.

От этих слов у меня сердце перестало биться, я рванула к двери, но Артур схватил меня за руку.

— Не смей. Не лезь в это. Если там драка — попадешь под раздачу.

— Но там человека ранили, я обязана.

— Стоять, я сказал. Заигралась в докторшу. Остынь.

Но я его не слышала, побежала к двери. Артур сбил меня с ног и пригвоздил к стене. Жадно накрыл мои губы своими губами, сжимая лицо ладонями. Я замерла, и сердце ушло в пятки. Мы одни. Да, мы остались здесь совсем одни. Господи, что он делает? Артур задрал мою юбку до пояса, потом хаотично заскользил пальцами по голым бедрам. Он дышал так тяжело, так прерывисто, что казалось, сейчас задохнется. Губы снова нашли мой рот, сминая безжалостно, яростно. С таким голодом, словно сейчас он меня проглотит, растерзает. И я забыла обо всем. Пусть все сгорит или взорвется. Я с ним. Это ненадолго, это настолько скоротечно, что я просто не имею право отказать ему в этом кусочке счастья. Настоящего мужского счастья, утолить бешеный голод, накопленный за долгое время воздержания.

Посмотрела Чернышеву в глаза и поняла, что его уже не остановить. Все в тишине, молча, глядя мне в глаза. Мужские пальцы нетерпеливо сдвинули полоску трусиков в сторону. Ни стона, ни звука. Я закусила губу. Артур приподнял меня под колени и его член до упора погрузился в меня одним резким толчком. Артур остановился, тяжело дыша, все еще глядя мне в глаза. Я увидела в них мольбу и чувство вины. К черту его угрызения совести. Я хочу дать ему то, что он хочет. Он понимал, так же как и я, что возможно это будет в последний раз. Господи, только бы никто не вошел. Я не была возбуждена, меня разрывало от тоски, от любви к нему, от сочувствия и понимания. Впервые я не горела вместе с ним, а хотела плакать, сжимать его до боли руками и ногами и рыдать у него на груди. Он несколько раз глубоко в меня проник и вздрогнул. Я закрыла ему рот рукой, чувствуя, как член внутри моего лона пульсирует, извергая семя. Год без женщины, год без ласки. Мое наслаждение было в том, что я дала ему, то чего он так жаждал. Это был не секс — это был мой ему подарок. Не имело значения, что он кончил так быстро, что я даже не успела почувствовать его внутри себя. Мне было хорошо. Наверное еще никогда я не испытывала такого морального удовлетворения.

— Прости, — прошептал он мне в шею и медленно выпустил из объятий, — прости.

Я заставила его посмотреть мне в глаза и тихо ответила.

— Будешь должен

Он засмеялся, и я до боли почувствовала, как сильно соскучилась по нему. По его запаху, по его смеху, по его сильным рукам.

— Верну с процентами.

В этом я не сомневалась. Он поцеловал меня в губы уже нежнее, осыпал лицо поцелуями, зарываясь пальцами в мои волосы:

— Как же сладко ты пахнешь. Я все еще не верю, что ты пришла за мной. Что ты со мной.

— Я люблю тебя.

Он прижал меня к себе так крепко, что кости заболели.

— Скажи еще.

— Я люблю тебя.

— Возможно, мы никогда не уйдем отсюда. Возможно, кто-то из нас или мы оба останемся здесь навсегда. Ты это понимаешь?

Артур смотрел мне в глаза. Я кивнула. Да, я понимала.

— Возвращайся домой, к нашей девочке. Оставь эту рискованную затею. Я…

— Нет. Я уйду отсюда только с тобой.

Он гладил мои волосы, снова целовал, опять прижимал меня к себе. Грубо, болезненно, словно наслаждаясь ворованными минутами счастья.

— Глупая…какая же ты дурочка, Василиса Прекрасная.

Ну, вот и вернулось мое имя. Заиграло новыми красками. По щекам потекли слезы. Артур вытер их пальцами и снова меня обнял, гладя по спине как ребенка.

— Хорошо. Мы уйдем вместе. Не плач. Мы попытаемся.